Алан (Валан) Харебов относится к тому поколению молодых художников 70-80х годов 20 века, которое принесло с собой широкий диапазон разнообразных творческих устремлений и плодотворных поисков, успешно преодолевающих диктат академической школы соцреализма, тем самым повернув развитие осетинской школы в современное русло и расчистив путь следующему поколению для свободного самовыражения. Одним из выразителей современных идей, мучительно, но неуклонно пробивающих свою линию в искусстве, является Валан Владмимирович (Алан) Харебов, художник сложный, неоднозначный, со своеобразным восприятием мира и неординарной творческой манерой.

Творческая судьба Алана сложилась так, что до поступления в Цхинвальское художественное училище он успел окончить Московский государственный университет им. Ломоносова, факультет журналистики. Журналистом он так и не стал: победило призвание к живописи. В значительное степени к резкой перемене профессии подтолкнуло его общение в Москве с «левыми» художниками: Д.Курочкиным, В.Пятницким, М.Ворошиловым, а на Кавказе – с группой Хсара Гассиева. Их искусство развивалось в оппозиции официальному: основой их живописи были не идеологические, академические принципы, а собственное мироощущение. Это было близко независимой, самобытной натуре Алана, но вместе с тем и осложняло его жизнь. Отсутствие высшего образования в сфере искусства и ориентация на собственные вкусы, основанные на самостоятельном постижении мирового опыта и на интуиции, давали его недоброжелателям повод обвинять его в дилетантстве. 

В постоянно преодолении барьеров непонимания и ломке стереотипов определялась его философско-эстетическая позиция, вырабатывалась индивидуальная неповторимая манера. С одной стороны, Алан очень тонко воспринял современное западное искусство, особенно, постимпрессионизм и авангард, с другой стороны, всегда тяготел к национальному осетинскому искусству, творчеству С. Едзион, М.Туганова. В этом сложном сплаве совершенствовалась личность В.Харебова как необычного и глубокого мастера.

Как художник глубоко национальный он с особым интересом и пониманием относится к мифологии, Нартскому эпосу, по-своему трактуя его. Одна из особенностей состоит в том, что он воспринимает реальный мир как миф, а миф – как реальность. Одаренный богатым воображением, Алан может часами развивать на бумаге какой-нибудь мифологический мотив, импровизируя и создавая сложное, занимательное повествование, наполненное динамикой и тонким юмором. Причем каждый фрагмент изобретенной им композиции достоин отдельной картины. Это причудливая игра ума и воображения, переплетенная с голосами из подсознания. В этот момент кажется, что рукой художника движет неземная витальная сила. Не случайно он в шутку не раз признавался, что искусство – это биологический процесс. В этих словах – непостижимость и тайна природы его творчества, которое идет от чувства и интуиции.

Возьмем одну из ранних работа Алана – «Ночь Тутыра» (Тутыр - осетинское божество).  В ней обнаруживается связь с архаичными пластами мифологии. Это не иллюстрация мифологического мотива, а живописная импровизация, результат проникновения в иную духовную среду – мир древности. Сама композиция ритуального застолья, которую венчает Древо жизни - символ плодородия и любви – дала возможность представить таинство священного действия.  Следуя поэтике мифа, Харебов ввел в нее и людей, торжественно сидящих за столом, и животных. При этом люди трактованы почти схематично, их облики сведены к общему типажу. И это понятно, поскольку главное – это создание напряженной атмосферы ирреальности. Этому способствует и мерцающее освещение помещения, контрасты светотени, экспрессивность письма, создание вибрирующего пространства. Магическое застолье предстает во всем своем первобытном величии. Обращение Алана к материалу древности, когда силен был у осетин культ тотемных животных, обусловлено не столько самой темой, сколько стремлением перенестись в иной волшебный мир, в иное время – и отождествиться с ними. В.Харебов по-прежнему часто обращается к мифологии и в графике, и в живописи, продолжая на новом витке времени традиции Махарбека Туганова, но Алан более свободен в толковании эпоса: для него важен не столько сюжет как историко-этнографическая основа, сколько его образно-пластическая интерпретация, где в полном объеме используется присущий ему арсенал художественных средств и приемов – метафора, гротеск, ирония. Использование контрастной, интенсивной по звучанию  цветовой гаммы придает его живописным работам декоративную выразительность. Свободно и легко, с присущим Алану артистизмом, создаются экспрессивно-яркие по цвету композиции, причем, каждая неповторима и неожиданна.

Валан Харебов – художник экспромта. Для него гораздо важнее выразить свои первые впечатления от натуры, когда движения души бывают чисты и непосредственны. Алан не часто обращается к сложным многофигурным композициям, особенно, на избитые хрестоматийные темы, где нет повода для игры чувств и воображения. Искусство для него – живой процесс самовыражения, который наиболее полно представлен в серии портретов и натюрмортов.

Алан – художник рефлектирующего, экзистенциального мироощущения. Экспрессия, вибрирующий цветовой строй создают ауру вокруг его образов. В результате изображение получается отрешенным от земного мира, как бы парящим отдельно от него. В портретах для художника важно уловить духовную доминанту человека, внутренне сходство для него не менее важно, чем внешнее. Нередко портреты Харебова бывают усложнены деталями интерьера, натюрморта или символическими фигурами. Создание среды помогает передать непостижимую для поверхностного взгляда связь человека с окружающим миром. Иногда бескомпромиссная правдивость художника выливается в беспощадное отражение негативных сторон натуры. Однако ему удается сохранить ту меру, которая никогда не позволит превратить портрет в карикатуру или шарж. Женские образы его портретов – теплые, поэтичные, в них преобладают романтические интонации. Мечтательные, задумчивые, загадочные, они существуют в своем измерении.  В мужских портретах художник достигает большего философского обобщения и психологизма, чем в женских. Свидетельством этого являются его многочисленные автопортреты – например, «Винтовая лестница», в котором воплощена судьба художника, ее трагическая предопределенность.  Экспрессивная по пластике фигура – образ одержимого своими идеями, мятущегося человека. Рождая ощущение тревоги, страха, неуверенности в мире, он во многом напоминает героев Франца Кафки. Впечатление усиливается, благодаря винтовой лестнице в композиции – символа жизненного пути творца, а также силуэтом распятия на заднем плане.

Валан Харебов не копирует реальность. Видимый мир для него – лишь оптическая иллюзия, за которой скрыта истина. За каждым образом художника стоят раздумья о смысле жизни, о существенных вопросах бытия. Занимательная острота, некоторая шаржированность его персонажей – это лишь видимость легкости, игры. Из-под нее всегда просвечивает трагический контекст («У Кудусвана», «В компании Шабика»).

В более поздний период творчества Валан Харебов занялся условно-декоративной живописью, стал использовать приемы авангарда. Это своеобразный итог ухода от предметной живописи, логичное продолжение его пластических поисков – освобождение от материальных оков предметности. Он приходит к более усложненной композиции, к новым связям предметов в пространстве. Творя свой отвлеченный от реальности мир, Алан либо частично сохраняет, либо полностью трансформирует предметы, превращая их в формы-концепты, несущие определенный смысл. Происходит сублимация реального в условно-декоративный план, наиболее полно выражая чувственный импульс авторской идеи. Объект изображения деформируется настолько, что наиболее значимая деталь становится носителем сущностных свойств.  В работах этого цикла практически отсутствует сюжет. Их названия дают лишь намек на определенный ассоциативный ряд («Чтобы был милый сердцу мил, принимай какбарбомил», « Импровиз № 3», «Фальш-старт»). Абстрактные формы-концепты в работах Харебова как определенные энергетические знаки в своем активном взаимодействии то заряжая, то разряжая пространство, создают сложный фантастический мир – зеркало темпераментной, южной души художника, его нетипичного сознания.

Искусство Валана Харебова близко тем зрителям, которые понимают и ценят настоящую живопись. В его творчество органично преломляются рациональное осмысление и подсознательно-интуитивные ощущения, что позволяет ему в полной мере отразить свое время, современный мир  – его реалии и невидимые глазу духовные потоки.